ЦЕНТРИЗМ

ЦЕНТРИЗМ, идейно-политич. течение, возникшее в ходе борьбы между реформистским и революц. направлениями во 2-м Интернационале и пытавшееся сгладить непримиримые противоречия между ними путём уступок оппортунизму в кардинальных программных и так-тич. вопросах рабочего движения. В отличие от откровенных оппортунистов, открыто выступавших за ревизию марксизма в духе социал-реформизма, центристы прикрывали свой оппортунизм "ортодоксально" марксистской фразеологией. "Не так страшен и вреден открытый оппортунизм, отталкивающий от себя сразу рабочую массу,- писал В. И. Ленин,- как эта теория золотой середины, оправдывающая марксистскими словечками оппортунистическую практику, доказывающая рядом софизмов несвоевременность революционных действий и проч." (Поли. собр. соч., 5 изд., т. 26, с. 263).

Основным направлением Ц. на между-нар. арене было каутскианство, в России - троцкизм. Идеология Ц. окончательно сложилась перед 1-й мировой войной 1914-18, в ходе к-рой его оппор-тунистич. сущность раскрылась ещё полнее. Вопреки большевикам, пропагандировавшим ленинские лозунги превращения империалистич. войны в войну гражданскую и поражения "своего" пр-ва, представители Ц. ограничивались в целом абстрактной пацифистской пропагандой.

Ц. был международным явлением: в Германии к наиболее видным его представителям принадлежали К. Каутский,

Г. Гаазе, Г. Ледебур, А. Гофман; в России - Л. Мартов, Н. Чхеидзе, Л. Троцкий; во Франции - Ж. Лонге, А. Прес-ман; в Швейцарии - Р. Гримм; в Великобритании - Р. Макдональд, Ф. Сноу-ден; в Италии - Ф. Турати, Дж. Модильяни. Несмотря на нек-рые оттенки в их взглядах, по существу они все сходились в отрицании необходимости диктатуры пролетариата, в неприятии революционной тактики левых социалистов-интернационалистов. Отвергая революц. выход из войны, Каутский выдвинул несостоятельную, опровергнутую историей капитализма в период его общего кризиса теорию ч ультраимпериализма ", оправдывавшую, по словам В. И. Ленина, ч...н адеждой на новую мирную эру капитализма..." присоединение оппортунистов "... к буржуазии и их отказ от революционной (то есть пролетарской) тактики" (там же, с. 230).

Враждебно встретив Великую Окт. социалистич. революцию в России и создание Коммунистического Интернационала, лидеры Ц. использовали "Интернационал 21/2-й" в борьбе против коммуни-стич. движения. Нек-рые из сторонников Ц. пытались проникнуть в коммунистич. движение. После слияния "21/2-ного Интернационала" с Бернским интернационалом (1923) центристы всё более явно смыкаются с правореформистскими элементами в рабочем движении.

Лит.: Ленин В. И., Поли. собр. соч., 5 изд. (см. Справочный том, ч. 1, с. 706 - 07); История КПСС, т. 2, М., 1966, с. 303-11, 472 - 79, 595 - 646; История Второго Интернационала, т. 2, М., 1966, с. 166-78, 235 - 38, 411 - 77; Ленин в борьбе за революционный Интернационал, М., 1970, с. 161-70, 296 -301; Т е м к и н Я. Г., Ленин и международная социал-демократия, 1914-1917, М., 1968, с. 58-65; Чернецовский Ю. М., Борьба В. И. Ленина против каутскианской ревизии марксизма, Л., 1965; Галкин И. С., Борьба В. И. Ленина против центризма в годы первой мировой войны, в сб.: Первая мировая война. 1914-1918, М., 1968, с. 239-53. Я. Г. Тёмкин.




Смотреть больше слов в «Большой советской энциклопедии»

ЦЕНТРИКЛИНАЛЬ →← ЦЕНТРАРХИВ

Синонимы слова "ЦЕНТРИЗМ":

Смотреть что такое ЦЕНТРИЗМ в других словарях:

ЦЕНТРИЗМ

        идейно-политическое течение, возникшее в ходе борьбы между реформистским и революционным направлениями во 2-м Интернационале и пытавшееся сглад... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

центризм 1. м. Течение внутри партий II Интернационала, занимавшее промежуточное положение между реформистским и революционным путями развития общественной жизни. 2. м. Позиция фракций выборных органов власти, заключающаяся в промежуточности позиции между "левым" и "правым" крылом.<br><br><br>... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

центризм м. полит.centrism

ЦЕНТРИЗМ

центризм сущ., кол-во синонимов: 1 • этноцентризм (2) Словарь синонимов ASIS.В.Н. Тришин.2013. . Синонимы: этноцентризм

ЦЕНТРИЗМ

’ЦЕНТРИЗМ’структурный и смысловой модуль таких понятий постмодернистского дискурса, как ‘фоноцентризм’, ‘логоцентризм’, ‘фаллоцентризм’ и др., результа... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

- структурный и смысловой модуль таких понятий постмодернистского дискурса, как "фоноцентризм", "логоцентризм", "фаллоцентризм" и др., результат процесса "центрации", т.е. подчинения всех элементов некоторой системы всеобщему эквиваленту, занимающему выделенное положение. В процессе "центрации" одна сторона множества отношений, из Которых составлена система, приобретает преимущественное положение, а другая вытесняется на периферию ("окраину"), так что разнообразие отношений между всеми элементами заменяется их единственным отношением к "центру". Парадигма "Ц." образует каркас европейской культуры, несущие конструкции которого, как и основные уровни любой динамической системы, стремящейся стать самосогласованной, устойчивой и даже просто существующей, обязаны быть изоморфными друг другу. Иначе говоря, структура каждого из уровней европейской культуры создана первенством всеобщего эквивалента (на каждом уровне своего), вокруг которого, как вокруг "центра", расположена однотипная система элементов (также на каждом уровне своих). В явном виде понятие "Ц." в качестве структурного и смыслового модуля более сложных понятий было впервые систематически использовано в постмодернистской концепции деконструкции для характеристики европейской метафизики, определяющей структуру текста. Постепенно деконструкция как процедура, применяемая первоначально к "Ц." текста, приобретает более широкое значение и становится методом "децентрации" культуры в целом, поскольку исключительно на "Ц." возлагается ответственность за насильственный, репрессивный, тоталитарный характер культурных отношений и институций. Тем самым "Ц." приобретает отрицательный смысл структуры, которая должна быть разрушена. При всей оригинальности концепции деконструкции как, в первую очередь, "децентрации" текста, в качестве отправной точки рассмотрения "Ц." может быть избран любой уровень, однако, наиболее наглядно, содержательно и детально этот феномен уже давно описан применительно к экономике. Анализ развития формы стоимости, т.е. экономической системы символического обмена, впервые осуществленный Марксом задолго до критики "Ц." в современном постмодернизме, далеко выходит за рамки поставленных им самим задач и, вместе с тем, позволяет увидеть те измерения этого феномена, которые в постмодернистском дискурсе анализируются и критикуются лишь на уровне их внешних проявлений. Очевидно, что деньги, превратившиеся в капитал, функционируют в системе товарно-денежных отношений как ее "центр", а разнообразие отношений между элементами системы заменяется однозначным и единственным отношением к капиталу, выполняющему функции всеобщего эквивалента и "автоматически действующего субъекта". Товары способны обмениваться друг на друга лишь потому, что считаются состоящими из некоей единой субстанции и представляют собой стоимости. У Маркса такой субстанцией, кристаллами которой является стоимость товаров, считается абстрактный труд, т.е., в конечном итоге, труд отдельных людей, но особым образом обобществленный. Соответственно, выделяются четыре формы стоимости. Во-первых, это простая, единичная или случайная форма (форма I), когда два товара в обмене приравниваются друг другу, и стоимость одного из них выражена в другом. Во-вторых, это полная или развернутая форма (форма II), когда стоимость одного товара выражается во всех других товарах, ряд которых, вообще говоря, бесконечен. В-третьих, это всеобщая эквивалентная форма (форма III), когда стоимости всего многообразия товарного мира выражаются в одном выделенном товаре (например, в золоте или серебре). И, наконец, в-четвертых, когда товар, служащий всеобщей эквивалентной формой стоимости, выталкивается из товарной среды, возникает денежная форма стоимости (форма IV). Встретившись с особым товаром - рабочей силой - деньги начинают беспредельно воспроизводить себя и превращаются в капитал. В результате деньги как капитал становятся превращенной формой процесса взаимоотношения отдельных актов труда и обмена, и для капитала сами деньги и товары - всего лишь формы. Экономической модели "центрированной" системы в точности соответствует политическая модель, господствующая в европейской традиции понимания государства. Если субстанцией "политического тела" считается власть, то возникновение государства также может быть описано как процесс "центрации". Сначала воля и потребности одного человека выражаются в каком-то другом, вполне случайном человеке, что соответствует форме I стоимости. Затем они выражаются во многих людях и сословиях (аналогия с формой II стоимости). "Центрация" нарастает и доходит до фигуры монарха в качестве всеобщего эквивалента, т.е. аналога формы III стоимости. Наконец, когда этот всеобщий эквивалент выталкивается из системы обмена и становится над ней, можно говорить о государстве в качестве аналога денежной формы стоимости (формы IV), и оно, как и капитал, способно выступать в качестве "автоматически действующего субъекта". Что касается парадигматической теории права, то появление праформ правовых отношений связывается с господством принципа индивидуальной мести ("око за око, зуб за зуб"), а это аналогично форме I стоимости. Форме II стоимости соответствует выражение "юридической стоимости", т.е. ущерба, во многих объектах и процессах - подарках, штрафах, тюремном заключении и т.д. Форма III стоимости в правовой сфере имеет аналог в возникновении специальных судов, которые должны устанавливать эквивалентность между преступлением и наказанием, соотнося ее со всеобщим эквивалентом (чаще всего - лишением свободы). Форме IV стоимости соответствуют возрастание роли государства, создание абстрактной и универсальной правовой системы, подчиненной принципу "Ц.". В точности такую же "центрированную" систему нетрудно выявить в генезисе письменности. Письменность может быть рассмотрена как некоторая символическая система, а соотношение смысла, звука и графических знаков - в качестве процесса символического обмена. Если одно представление может быть отождествлено с другим представлением, то этому соответствует пиктографическое и идеографическое письмо, обозначающее не звук, а смысл в рисунках. Но смысл может быть выражен не только в рисунках, но и в словах. При этом в логографическом (словесном) письме налицо эквивалентность между смыслом и письменным знаком, обозначающим ситуацию или вещь с помощью определенной комбинации звуков. Звук оказывается теперь одним среди многих способов выражения смысла, тогда как переход к силлабарию (слоговому письму) особо выделяет его. Завершением этого процесса является разработка алфавитного письма, делающего звук всеобщим и единственным эквивалентом смысла ("фоноцентризм"). Аналогичным образом "центрированной" системой оказывается метафизика. В самом деле, процесс познания, как принято считать, начинается с манипулирования чувственными образами, т.е. с соотнесения и сравнения одного образа с другим, вследствие чего стираются различия и подчеркиваются подобия. В ходе этого процесса можно выделить родовые черты каждого образа, так что начинается своеобразная "игра обмена", подобная товарно-денежному обращению. Один образ конкретной вещи может выражаться только через один другой образ другой конкретной вещи, в чем-то подобной первой, и этому в сфере экономики соответствует простая, единичная или случайная форма стоимости (форма I). Далее, один образ может выражаться во множестве других образов на основе выделения у них некоторого общего признака, чему в сфере экономики соответствует полная или развернутая форма стоимости (форма II). Когда среди множества этих образов в результате абстрагирования принудительно выделяется некий особый образ ("вещь вообще"), то он становится "идеей вещи" в качестве ее сверхчувственного образа, созерцаемого "умственным взором", и в сфере экономики этому соответствует всеобщая эквивалентная форма стоимости (форма III). В результате метафизика становится онто-тео-логией, т.е. характерным образом "центрированной" системой символического обмена. Когда же всеобщий эквивалент выталкивается за пределы системы символического обмена, он обретает статус сверхчувственной сущности, выступающей в качестве "центра", и возникает форма IV стоимости ("логос", "идея идей", или, в развитых формах, - "понятие" или "абсолютный дух"). Поэтому метафизика неизменно выступает в облике "центрированной" системы ("логоцентризм"). Принципиально важно, что эта же структура присутствует в модели новоевропейской личности как "Я" (или "Эго") и в ее психоаналитической модификации. В последнем случае аналогом абстрактного труда служит либидо, кристаллизующееся в некоторых точках (органах) точно так же, как абстрактный труд "застывает" в стоимости товаров. Области кристаллизации либидо обозначаются как "эрогенные зоны", так что определенные сгустки либидозной энергии фиксируются на том или ином органе, который становится средоточием удовольствия, сопровождающего, как считается в психоанализе, всякую разрядку либидо. Гипотеза о том, что либидо является субстанцией удовольствия, создает условия возможности символического обмена. Те объекты, к которым привязано либидо (а не только органы) и становятся элементами этой системы, тогда как фрейдовская схема эволюции сексуального развития высту- пает аналогом схемы эволюции формы стоимости. Оральной стадии соответствует форма I стоимости: при этом рот ребенка (как орган) отождествляется с каким-то одним объектом - материнской грудью, соской, собственным пальцем ребенка, причем между самими этими объектами нет какого-либо приравнивания. Анальной стадии соответствует форма II стоимости: анус отождествляется с подарком матери, с пенисом и т.д. На фаллической стадии, аналогичной форме III стоимости, появляется некий всеобщий эквивалент символического обмена - фаллос, а форме IV стоимости соответствует генитальная стадия, когда либидо фиксируется, наконец, на половых органах. Однако на фоне фрейдовской концепции негативности женских половых органов и вкупе с принципиально важным для психоанализа комплексом кастрации именно фаллос становится всеобщим эквивалентом и аналогом капитала, вытолкнутым из системы символического обмена. Постулат изоморфизма уровней символического обмена требует, чтобы общественные формы, превращающие вещь в товар, были также основными формами мышления, и экономический уровень снова оказывается наиболее удобной исходной точкой анализа. Товар, находящийся в обмене, реально абстрагирован от сфер производства, распределения и потребления (пока он обменивается, он не производится, не распределяется и не потребляется). Это требует постулата абстрактной самотождественности товара в обмене (даже если реально он и претерпевает изменения): обмен основан на эквивалентности обмениваемого, на той посылке, что произведенная вещь в неизменном виде дойдет до потребителя. Поэтому абстрактное тождество и абстрактное количество оказывается вещной формой связи производства и потребления, а носитель этой связи, товар, выступает в форме предметности, т.е. абстрактной наличности. Поскольку обмен осуществляется товаровладельцами, наделенными сознанием, то абстрактные тождество, количество, наличность ("присутствие") оказываются и формами товара, и формами такого мышления, которое только и может выступать в качестве условия самой возможности символического обмена в "центрированных" системах. Основой существования описанных "центрированных" систем признается своего рода "энергетическая парадигма", согласно которой сохраняется энергетическое равновесие всех системных взаимодействий. С этой точки зрения эволюция формы стоимости является одновременно эволюцией формы компенсации. На экономическом уровне символического обмена силой, производящей некий продукт, является конкретный полезный труд, однако первоначально этот продукт не имеет стоимости, и в нем не содержится совершенно никаких свойств, которые могли бы служить условием возможности обмена. Затрата конкретного полезного труда означает "впрыскивание" в систему межчеловеческих связей некоторой порции энергии. Чтобы эта порция стала стоимостью, а система межчеловеческих отношений превратилась бы в развитую систему символического обмена, необходимо тотальное насильственное отчуждение произведенных продуктов от их производителей, что действительно происходило с возникновением рабовладения и получило законченную форму в феномене рабочей силы. Тогда "впрыскивание" порции энергии в систему оставляет после себя "след", который, впрочем, заглаживается, стирается соответствующей формой насилия. Возникновение стоимости является именно стиранием "следа", системной компенсацией отчужденной затраты конкретного полезного труда. Обобщая эту схему и распространяя ее на уровни, изоморфные экономике (политика, право, письменность, метафизика, психика), можно констатировать, что конкретный полезный труд является лишь одной из форм "частичных сил" - индивидуальных и групповых волевых актов ("социальных сил") в политике и праве, актов означения, т.е. превращения незнака в знак в письменности и метафизике (имеются в виду предписьменности или так называемое "архи-письмо"), частичных влечений в психике. Будучи "впрыснуты" в систему и отделены от своих носителей, все они оставляют "след". Таким "следом" в политике следует считать "личную зависимость", в праве - "ущерб", в письменности и метафизике - первичное означение в качестве "нетождественного", а в психике - "забытое" как "бессознательные желания". Насильственному отчуждению продуктов труда на экономическом уровне соответствуют в политике - репрессии, в праве - затемнение изначальных неписаных и локальных законов, в письменности и метафизике - приведение всего и вся к абстрактному тождеству, в психике - вытеснение в сферу бессознательного. Если в области экономики стоимость является компенсацией затраченного конкретного полезного труда и потому стирает "след", то аналогом стоимости служат: в политике - общественные ценности, в праве - чуждая мести абстрактная справедливость закона, в письменности и метафизике - смысл или значение, в психике - дух. Процесс "центрации" перечисленных элементов компенсации рождает всеобщий эквивалент, так что деньгам как капиталу в экономике соответствует Государство - на уровне политики, Закон - на уровне права, Звук - на уровне письменности, Логос (Смысл) - на уровне метафизики, Фаллос - на уровне психики. В итоге становится очевидным тот факт, что на всех основных уровнях европейской культуры действительно господствует одна и та же модель "Ц." - "Ц. капитала" ("капитализм"), "Ц. государства" (этатизм, способный в ряде случаев перейти в тоталитаризм), "Ц. закона" и, наконец, "фоноцентризм", "логоцентризм", "фаллоцентризм". Учитывая принудительный, хотя и безличный, характер процесса "центрации", в ходе которого и формируются всеобщие эквиваленты, нельзя не признать, что все эти эквиваленты пропитаны насилием, обеспечивающим принудительное тождество нетождестенного. Всеобщие эквиваленты являются скрытыми резервуарами насилия и потому - центрами невидимых силовых полей, пронизывающих собой всю человеческую культуру, структурирующих ее и придающих ей вполне определенную форму единства. Поэтому для современной философии столь важно понимание сути распада "центрированной" формы единства. Точно так же понятной становится важнейшая заслуга постмодернизма, состоящая в констатации самого факта "децентрации" и в явной рефлексии над "децентрированной" культурой. Существенно, однако, что остаточным фоном постмодернистских умонастроений оказывается противоположная им тенденция, все еще сохраняющая верность традиции модерна и позитивно оценивающая "Ц." в качестве порождающей структуры различных уровней культуры. В соответствии с этой тенденцией должно быть пересмотрено лишь понимание сути "центра". Это - продолжение поисков эмпирического коррелята "центра" в качестве воплощения абсолютной субъективности, которые были начаты еще Фихте, в отрицании "вещи в себе" просто отождествившим, вопреки кантовскому запрету, эмпирический субъект с трансцендентальным. С самыми значимыми результатами поиски были продолжены Гегелем и Марксом: этим коррелятом стали, соответственно, "спекулятивный мыслитель" и "рабочий класс". В современной ситуации наиболее содержательными и влиятельными оказались результаты раннего Адорно, Маркузе, Хоркхаймера, абсолютизировавших силы "критически мыслящего индивида", который, впрочем, также может быть понят по-разному. Однако после опыта осуществившихся утопий продолжение подобных поисков начинает выглядеть все более подозрительно, указывая на архаизм, упрямо не желающий считаться с новыми реалиями, наивность и опасный инфантилизм. Сюда же следует отнести и традицию русской софиологии, поскольку в тех ее парадигматических вариантах, которые наиболее откровенно указывают на ее социокультурный контекст (B.C. Соловьев, С.Н. Булгаков) также воспроизводится схема поисков эмпирического коррелята трансцендентального субъекта. Правда, в софиологии сперва речь идет о чисто теоретической замене последнего, и лишь затем открывается, что интерес к Софии оказывается проявлением пристрастия к особому типу онтологической и социокультурной целостности ("всеединству" и "богочеловечеству" соответственно). При этом София выступает в качестве претендента на роль замены трансцендентального субъекта в качестве "центра" при сохранении общей парадигмы "Ц.". Далее необходимо упомянуть более радикальные попытки вообще отказаться от "Ц", как основания культуры и обрести "нетождественное", позволить ему затронуть нас напрямую, без опосредования "понятиями". Сюда следует отнести настойчивое стремление позднего Хайдеггера пробиться к "aletheia", истине как "несокрытости", не приведенной к насильственному тождеству и именно эту ненасильственную "распахнутость" объявить подлинным бытием, которое никогда не может быть отождествлено с сущим. Хайдеггеровский проект послужил основой приобретшей популярность постмодернистской критики европейской культуры со стороны Деррида, направленной на ее основания как "бытие-присутствие", как "фоноцентризм", "логоцентризм". Аналогичный смысл имеет постмодернистский проект "децентрации" культуры Делеза и Гваттари, равно как и сформулированные ими концепции "ризомы" и "шизоанализа". Сюда же примыкает концепция "негативной диалектики" позднего Адорно именно как "опыт нетождественного", предполагающий перестройку не только мышления, но и культуры в целом. И, наконец, самые радикальные попытки преодоления М. содержатся в различных вариантах диалогического принципа, представленных М.Бахтиным, Бубером, Э.Михелем, Розенцвейгом, Розенштоком-Хюсси, Ф.Эбнером, Эренбергом и др. Названные мыслители, предлагая реальную альтернативу постмодернистским проектам деконструкции и реконструкции культуры, в реальном времени даже опережая их, попытались освободить язык из монологического плена "Ц.", предоставить слово Другому во всей его нетождественности, не превращать его в несамостоятельного Двойника и тем самым активизировать живую диалогическую сущность речи. В результате у некоторых "диалогистов" налицо акцентирование теистической (иудаистской и христианской) модели оснований социокультурной целостности, что привело к возрождению старой проблематики "Афин и Иерусалима". (См. также Ацентризм.) А.И. Пигалев... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

структурный и смысловой модуль таких понятий постмодернистского дискурса, как *фоноцентризм*, *логоцентризм*, *фаллоцентризм* и др., результат процесса *центрации*, т.е. подчинения всех элементов некоторой системы всеобщему эквиваленту, занимающему выделенное положение. В процессе *центрации* одна сторона множества отношений, из которых составлена система, приобретает преимущественное положение, а другая вытесняется на периферию (*окраину*), так что разнообразие отношений между всеми элементами заменяется их единственным отношением к *центру*. Парадигма *Ц.* образует каркас европейской культуры, несущие конструкции которого, как и основные уровни любой динамической системы, стремящейся стать самосогласованной, устойчивой и даже просто существующей, обязаны быть изоморфными друг другу. Иначе говоря, структура каждого из уровней европейской культуры создана первенством всеобщего эквивалента (на каждом уровне своего), вокруг которого, как вокруг *центра*, расположена однотипная система элементов (также на каждом уровне своих). В явном виде понятие *Ц.* в качестве структурного и смыслового модуля более сложных понятий было впервые систематически использовано в постмодернистской концепции деконструкции для характеристики европейской метафизики, определяющей структуру текста. Постепенно деконструкция как процедура, применяемая первоначально к *Ц.* текста, приобретает более широкое значение и становится методом *децентрации* культуры в целом, поскольку исключительно на *Ц.* возлагается ответственность за насильственный, репрессивный, тоталитарный характер культурных отношений и институций. Тем самым *Ц.* приобретает отрицательный смысл структуры, которая должна быть разрушена. При всей оригинальности концепции деконструкции как, в первую очередь, *децентрации* текста, в качестве отправной точки рассмотрения *Ц.* может быть избран любой уровень, однако наиболее наглядно, содержательно и детально этот феномен уже давно описан применительно к экономике. Анализ развития формы стоимости, т.е. экономической системы символического обмена, впервые осуществленный Марксом задолго до критики *Ц.* в современном постмодернизме, далеко выходит за рамки поставленных им самим задач и вместе с тем позволяет увидеть те измерения этого феномена, которые в постмодернистском дискурсе анализируются и критикуются лишь на уровне их внешних проявлений. Очевидно, что деньги, превратившиеся в капитал, функционируют в системе товарно-денежных отношений как ее *центр*, а разнообразие отношений между элементами системы заменяется однозначным и единственным отношением к капиталу, выполняющему функции всеобщего эквивалента и *автоматически действующего субъекта*. Товары способны обмениваться друг на друга лишь потому, что считаются состоящими из некоей единой субстанции и представляют собой стоимости. У Маркса такой субстанцией, кристаллами которой является стоимость товаров, считается абстрактный труд, т.е., в конечном итоге, труд отдельных людей, но особым образом обобществленный. Соответственно выделяются четыре формы стоимости. Во-первых, это простая, единичная или случайная форма (форма I), когда два товара в обмене приравниваются друг другу, и стоимость одного из них выражена в другом. Во-вторых, это полная или развернутая форма (форма II), когда стоимость одного товара выражается во всех других товарах, ряд которых, вообще говоря, бесконечен. В-третьих, это всеобщая эквивалентная форма (форма III), когда стоимости всего многообразия товарного мира выражаются в одном выделенном товаре (например, в золоте или серебре). И, наконец, в-четвертых, когда товар, служащий всеобщей эквивалентной формой стоимости, выталкивается из товарной среды, возникает денежная форма стоимости (форма IV). Встретившись с особым товаром рабочей силой деньги начинают беспредельно воспроизводить себя и превращаются в капитал. В результате деньги как капитал становятся превращенной формой процесса взаимоотношения отдельных актов труда и обмена, и для капитала сами деньги и товары всего лишь формы. Экономической модели *центрированной* системы в точности соответствует политическая модель, господствующая в европейской традиции понимания государства. Если субстанцией *политического тела* считается власть, то возникновение государства также может быть описано как процесс *центрации*. Сначала воля и потребности одного человека выражаются в каком-то другом, вполне случайном человеке, что соответствует форме I стоимости. Затем они выражаются во многих людях и сословиях (аналогия с формой II стоимости). *Центрация* нарастает и доходит до фигуры монарха в качестве всеобщего эквивалента, т.е. аналога формы III стоимости. Наконец, когда этот всеобщий эквивалент выталкивается из системы обмена и становится над ней, можно говорить о государстве в качестве аналога денежной формы стоимости (формы IV), и оно, как и капитал, способно выступать в качестве *автоматически действующего субъекта*. Что касается парадигматической теории права, то появление праформ правовых отношений связывается с господством принципа индивидуальной мести (*око за око, зуб за зуб*), а это аналогично форме I стоимости. Форме II стоимости соответствует выражение *юридической стоимости*, т.е. ущерба, во многих объектах и процессах подарках, штрафах, тюремном заключении и т.д. Форма III стоимости в правовой сфере имеет аналог в возникновении специальных судов, которые должны устанавливать эквивалентность между преступлением и наказанием, соотнося ее со всеобщим эквивалентом (чаще всего лишением свободы). Форме IV стоимости соответствуют возрастание роли государства, создание абстрактной и универсальной правовой системы, подчиненной принципу *Ц.*. В точности такую же *центрированную* систему нетрудно выявить в генезисе письменности. Письменность может быть рассмотрена как некоторая символическая система, а соотношение смысла, звука и графических знаков в качестве процесса символического обмена. Если одно представление может быть отождествлено с другим представлением, то этому соответствует пиктографическое и идеографическое письмо, обозначающее не звук, а смысл в рисунках. Но смысл может быть выражен не только в рисунках, но и в словах. При этом в логографическом (словесном) письме налицо эквивалентность между смыслом и письменным знаком, обозначающим ситуацию или вещь с помощью определенной комбинации звуков. Звук оказывается теперь одним среди многих способов выражения смысла, тогда как переход к силлабарию (слоговому письму) особо выделяет его. Завершением этого процесса является разработка алфавитного письма, делающего звук всеобщим и единственным эквивалентом смысла (*фоноцентризм*). Аналогичным образом *центрированной* системой оказывается метафизика. В самом деле, процесс познания, как принято считать, начинается с манипулирования чувственными образами, т.е. с соотнесения и сравнения одного образа с другим, вследствие чего стираются различия и подчеркиваются подобия. В ходе этого процесса можно выделить родовые черты каждого образа, так что начинается своеобразная *игра обмена*, подобная товарно-денежному обращению. Один образ конкретной вещи может выражаться только через один (другой) образ другой конкретной вещи, в чем-то подобной первой, и этому в сфере экономики соответствует простая, единичная или случайная форма стоимости (форма I). Далее, один образ может выражаться во множестве других образов на основе выделения у них некоторого общего признака, чему в сфере экономики соответствует полная или развернутая форма стоимости (форма II). Когда среди множества этих образов в результате абстрагирования принудительно выделяется некий особый образ (*вещь вообще*), то он становится *идеей вещи* в качестве ее сверхчувственного образа, созерцаемого *умственным взором*, и в сфере экономики этому соответствует всеобщая эквивалентная форма стоимости (форма III). В результате метафизика становится онто-тео-логией, т.е. характерным образом *центрированной* системой символического обмена. Когда же всеобщий эквивалент выталкивается за пределы системы символического обмена, он обретает статус сверхчувственной сущности, выступающей в качестве *центра*, и возникает форма IV стоимости (*логос*, *идея идей*, или в развитых формах *понятие* или *абсолютный дух*). Поэтому метафизика неизменно выступает в облике *центрированной* системы (*логоцентризм*). Принципиально важно, что эта же структура присутствует в модели новоевропейской личности как *Я* (или *Эго*) и в ее психоаналитической модификации. В последнем случае аналогом абстрактного труда служит либидо, кристаллизующееся в некоторых точках (органах) точно так же, как абстрактный труд *застывает* в стоимости товаров. Области кристаллизации либидо обозначаются как *эрогенные зоны*, так что определенные сгустки либидозной энергии фиксируются на том или ином органе, который становится средоточием удовольствия, сопровождающего, как считается в психоанализе, всякую разрядку либидо. Гипотеза о том, что либидо является субстанцией удовольствия, создает условия возможности символического обмена. Те объекты, к которым привязано либидо (а не только органы) и становятся элементами этой системы, тогда как фрейдовская схема эволюции сексуального развития выступает аналогом схемы эволюции формы стоимости. Оральной стадии соответствует форма I стоимости: при этом рот ребенка (как орган) отождествляется с каким-то одним объектом материнской грудью, соской, собственным пальцем ребенка, причем между самими этими объектами нет какого-либо приравнивания. Анальной стадии соответствует форма II стоимости: анус отождествляется с подарком матери, с пенисом и т.д. На фаллической стадии, аналогичной форме III стоимости, появляется некий всеобщий эквивалент символического обмена фаллос, а форме IV стоимости соответствует генитальная стадия, когда либидо фиксируется, наконец, на половых органах. Однако на фоне фрейдовской концепции негативности женских половых органов и вкупе с принципиально важным для психоанализа комплексом кастрации именно фаллос становится всеобщим эквивалентом и аналогом капитала, вытолкнутым из системы символического обмена. Постулат изоморфизма уровней символического обмена требует, чтобы общественные формы, превращающие вещь в товар, были также основными формами мышления, и экономический уровень снова оказывается наиболее удобной исходной точкой анализа. Товар, находящийся в обмене, реально абстрагирован от сфер производства, распределения и потребления (пока он обменивается, он не производится, не распределяется и не потребляется). Это требует постулата абстрактной самотождественности товара в обмене (даже если реально он и претерпевает изменения): обмен основан на эквивалентности обмениваемого, на той посылке, что произведенная вещь в неизменном виде дойдет до потребителя. Поэтому абстрактное тождество и абстрактное количество оказывается вещной формой связи производства и потребления, а носитель этой связи, товар, выступает в форме предметности, т.е. абстрактной наличности. Поскольку обмен осуществляется товаровладельцами, наделенными сознанием, то абстрактные тождество, количество, наличность (*присутствие*) оказываются и формами товара, и формами такого мышления, которое только и может выступать в качестве условия самой возможности символического обмена в *центрированных* системах. Основой существования описанных *центрированных* систем признается своего рода *энергетическая парадигма*, согласно которой сохраняется энергетическое равновесие всех системных взаимодействий. С этой точки зрения эволюция формы стоимости является одновременно эволюцией формы компенсации. На экономическом уровне символического обмена силой, производящей некий продукт, является конкретный полезный труд, однако первоначально этот продукт не имеет стоимости, и в нем не содержится совершенно никаких свойств, которые могли бы служить условием возможности обмена. Затрата конкретного полезного труда означает *впрыскивание* в систему межчеловеческих связей некоторой порции энергии. Чтобы эта порция стала стоимостью, а система межчеловеческих отношений превратилась бы в развитую систему символического обмена, необходимо тотальное насильственное отчуждение произведенных продуктов от их производителей, что действительно происходило с возникновением рабовладения и получило законченную форму в феномене рабочей силы. Тогда *впрыскивание* порции энергии в систему оставляет после себя *след*, который, впрочем, заглаживается, стирается соответствующей формой насилия. Возникновение стоимости является именно стиранием *следа*, системной компенсацией отчужденной затраты конкретного полезного труда. Обобщая эту схему и распространяя ее на уровни, изоморфные экономике (политика, право, письменность, метафизика, психика), можно констатировать, что конкретный полезный труд является лишь одной из форм *частичных сил* индивидуальных и групповых волевых актов (*социальных сил*) в политике и праве, актов означения, т.е. превращения незнака в знак в письменности и метафизике (имеются в виду предписьменности или так называемое *архи-письмо*), частичных влечений в психике. Будучи *впрыснуты* в систему и отделены от своих носителей, все они оставляют *след*. Таким *следом* в политике полагается считать *личную зависимость*, в праве *ущерб*, в письменности и метафизике первичное означение в качестве *нетождественного*, а в психике *забытое* как *бессознательные желания*. Насильственному отчуждению продуктов труда на экономическом уровне соответствуют: в политике репрессии, в праве затемнение изначальных неписаных и локальных законов, в письменности и метафизике приведение всего и вся к абстрактному тождеству, в психике вытеснение в сферу бессознательного. Если в области экономики стоимость является компенсацией затраченного конкретного полезного труда и потому стирает *след*, то аналогом стоимости служат в политике общественные ценности, в праве чуждая мести абстрактная справедливость закона, в письменности и метафизике смысл или значение, в психике дух. Процесс *центрации* перечисленных элементов компенсации рождает всеобщий эквивалент, так что деньгам как капиталу в экономике соответствует Государство на уровне политики, Закон на уровне права, Звук на уровне письменности, Логос (Смысл) на уровне метафизики, Фаллос на уровне психики. В итоге становится очевидным тот факт, что на всех основных уровнях европейской культуры действительно господствует одна и та же модель *Ц.* *Ц. капитала* (*капитализм*), *Ц. государства* (этатизм, способный в ряде случаев перейти в тоталитаризм), *Ц. закона* и, наконец, *фоноцентризм*, *логоцентризм*, *фаллоцентризм*. Учитывая принудительный, хотя и безличный, характер процесса *центрации*, в ходе которого и формируются всеобщие эквиваленты, нельзя не признать, что все эти эквиваленты пропитаны насилием, обеспечивающим принудительное тождество нетождестенного. Всеобщие эквиваленты являются скрытыми резервуарами насилия и потому центрами невидимых силовых полей, пронизывающих собой всю человеческую культуру, структурирующих ее и придающих ей вполне определенную форму единства. Поэтому для современной философии столь важно понимание сути распада *центрированной* формы единства. Точно так же понятным становится важнейшая заслуга постмодернизма, состоящая в констатации самого факта *децентрации* и в явной рефлексии над *децентрированной* культурой. Существенно, однако, что остаточным фоном постмодернистских умонастроений оказывается противоположная им тенденция, все еще сохраняющая верность традиции модерна и позитивно оценивающая *Ц.* в качестве порождающей структуры различных уровней культуры. В соответствии с этой тенденцией, должно быть пересмотрено лишь понимание сути *центра*. Это продолжение поисков эмпирического коррелята *центра* в качестве воплощения абсолютной субъективности, которые были начаты еще Фихте, в отрицании *вещи в себе* просто отождествившим, вопреки кантовскому запрету, эмпирический субъект с трансцендентальным. С самыми значимыми результатами поиски были продолжены Гегелем и Марксом: этим коррелятом стали, соответственно, *спекулятивный мыслитель* и *рабочий класс* . В современной ситуации наиболее содержательными и влиятельными оказались результаты раннего Адорно , Маркузе , Хоркхаймера , абсолютизировавших силы *критически мыслящего индивида*, который, впрочем, также может быть понят по-разному. Однако после опыта осуществившихся утопий продолжение подобных поисков начинает выглядеть все более подозрительно, указывая на архаизм, упрямо не желающий считаться с новыми реалиями, наивность и опасный инфантилизм. Сюда же следует отнести и традицию русской софиологии, поскольку в тех ее парадигматических вариантах, которые наиболее откровенно указывают на ее социокультурный контекст (В.С. Соловьев, С.Н. Булгаков) также воспроизводится схема поисков эмпирического коррелята трансцендентального субъекта. Правда, в софиологии сперва речь идет о чисто теоретической замене последнего, и лишь затем открывается, что интерес к Софии оказывается проявлением пристрастия к особому типу онтологической и социокультурной целостности (*всеединству* и *богочеловечеству* соответственно). При этом София выступает в качестве претендента на роль замены трансцендентального субъекта в качестве *центра* при сохранении общей парадигмы *Ц.*. Необходимо упомянуть более радикальные попытки вообще отказаться от *Ц*. как основания культуры и обрести *нетождественное*, позволить ему затронуть нас напрямую, без опосредования *понятиями*. Сюда следует отнести настойчивое стремление позднего М. Хайдеггера пробиться к *aletheia*, истине как *несокрытости*, не приведенной к насильственному тождеству и именно эту ненасильственную *распахнутость* объявить подлинным бытием, которое никогда не может быть отождествлено с сущим. Хайдеггеровский проект послужил основой приобретшей популярность постмодернистской критики европейской культуры со стороны Деррида , направленной на ее основания как *бытие-присутствие*, как *фоноцентризм*, *логоцентризм*. Аналогичный смысл имеет постмодернистский проект *децентрации* культуры Делеза и Гваттари , равно как и сформулированные ими концепции *ризомы* и *шизоанализа* . Сюда же примыкает концепция *негативной диалектики* позднего Адорно именно как *опыт нетождественного*, предполагающий перестройку не только мышления, но и культуры в целом. Наконец, самые радикальные попытки преодоления М. содержатся в различных вариантах диалогического принципа, представленных М. Бахтиным, М. Бубером, Э. Михелем, Ф. Розенцвейгом, Розенштоком-Хюсси , Ф. Эбнером, Г. Эренбергом и др. Названные мыслители, предлагая реальную альтернативу постмодернистским проектам деконструкции и реконструкции культуры, в реальном времени даже опережая их, попытались освободить язык из монологического плена *Ц.*, предоставить слово Другому во всей его нетождественности, не превращать его в несамостоятельного Двойника, и тем самым активизировать живую диалогическую сущность речи. В результате у некоторых *диалогистов* налицо акцентирование теистической (иудаистской и христианской) модели оснований социокультурной целостности, что привело к возрождению старой проблематики *Афин и Иерусалима*. А.И. Пигалев... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

структурный и смысловой модуль таких понятий постмодернистского дискурса, как *фоноцентризм*, *логоцентризм*, *фаллоцентризм* и др., результат процесса *центрации*, т.е. подчинения всех элементов некоторой системы всеобщему эквиваленту, занимающему выделенное положение. В процессе *центрации* одна сторона множества отношений, из которых составлена система, приобретает преимущественное положение, а другая вытесняется на периферию (*окраину*), так что разнообразие отношений между всеми элементами заменяется их единственным отношением к *центру*. Парадигма *Ц.* образует каркас европейской культуры, несущие конструкции которого, как и основные уровни любой динамической системы, стремящейся стать самосогласованной, устойчивой и даже просто существующей, обязаны быть изоморфными друг другу. Иначе говоря, структура каждого из уровней европейской культуры создана первенством всеобщего эквивалента (на каждом уровне своего), вокруг которого, как вокруг *центра*, расположена однотипная система элементов (также на каждом уровне своих). В явном виде понятие *Ц.* в качестве структурного и смыслового модуля более сложных понятий было впервые систематически использовано в постмодернистской концепции деконструкции для характеристики европейской метафизики, определяющей структуру текста. Постепенно деконструкция как процедура, применяемая первоначально к *Ц.* текста, приобретает более широкое значение и становится методом *децентрации* культуры в целом, поскольку исключительно на *Ц.* возлагается ответственность за насильственный, репрессивный, тоталитарный характер культурных отношений и институций. Тем самым *Ц.* приобретает отрицательный смысл структуры, которая должна быть разрушена. При всей оригинальности концепции деконструкции как, в первую очередь, *децентрации* текста, в качестве отправной точки рассмотрения *Ц.* может быть избран любой уровень, однако, наиболее наглядно, содержательно и детально этот феномен уже давно описан применительно к экономике. Анализ развития формы стоимости, т.е. экономической системы символического обмена, впервые осуществленный Марксом задолго до критики *Ц.* в современном постмодернизме, далеко выходит за рамки поставленных им самим задач и, вместе с тем, позволяет увидеть те измерения этого феномена, которые в постмодернистском дискурсе анализируются и критикуются лишь на уровне их внешних проявлений. Очевидно, что деньги, превратившиеся в капитал, функционируют в системе товарно-денежных отношений как ее *центр*, а разнообразие отношений между элементами системы заменяется однозначным и единственным отношением к капиталу, выполняющему функции всеобщего эквивалента и *автоматически действующего субъекта*. Товары способны обмениваться друг на друга лишь потому, что считаются состоящими из некоей единой субстанции и представляют собой стоимости. У Маркса такой субстанцией, кристаллами которой является стоимость товаров, считается абстрактный труд, т.е., в конечном итоге, труд отдельных людей, но особым образом обобществленный. Соответственно, выделяются четыре формы стоимости. Во-первых, это простая, единичная или случайная форма (форма I), когда два товара в обмене приравниваются друг другу, и стоимость одного из них выражена в другом. Во-вторых, это полная или развернутая форма (форма II), когда стоимость одного товара выражается во всех других товарах, ряд которых, вообще говоря, бесконечен. В-третьих, это всеобщая эквивалентная форма (форма III), когда стоимости всего многообразия товарного мира выражаются в одном выделенном товаре (например, в золоте или серебре). И, наконец, в-четвертых, когда товар, служащий всеобщей эквивалентной формой стоимости, выталкивается из товарной среды, возникает денежная форма стоимости (форма IV). Встретившись с особым товаром рабочей силой деньги начинают беспредельно воспроизводить себя и превращаются в капитал. В результате деньги как капитал становятся превращенной формой процесса взаимоотношения отдельных актов труда и обмена, и для капитала сами деньги и товары всего лишь формы. Экономической модели *центрированной* системы в точности соответствует политическая модель, господствующая в европейской традиции понимания государства. Если субстанцией *политического тела* считается власть, то возникновение государства также может быть описано как процесс *центрации*. Сначала воля и потребности одного человека выражаются в каком-то другом, вполне случайном человеке, что соответствует форме I стоимости. Затем они выражаются во многих людях и сословиях (аналогия с формой II стоимости). *Центрация* нарастает и доходит до фигуры монарха в качестве всеобщего эквивалента, т.е. аналога формы III стоимости. Наконец, когда этот всеобщий эквивалент выталкивается из системы обмена и становится над ней, можно говорить о государстве в качестве аналога денежной формы стоимости (формы IV), и оно, как и капитал, способно выступать в качестве *автоматически действующего субъекта*. Что касается парадигматической теории права, то появление праформ правовых отношений связывается с господством принципа индивидуальной мести (*око за око, зуб за зуб*), а это аналогично форме I стоимости. Форме II стоимости соответствует выражение *юридической стоимости*, т.е. ущерба, во многих объектах и процессах подарках, штрафах, тюремном заключении и т.д. Форма III стоимости в правовой сфере имеет аналог в возникновении специальных судов, которые должны устанавливать эквивалентность между преступлением и наказанием, соотнося ее со всеобщим эквивалентом (чаще всего лишением свободы). Форме IV стоимости соответствуют возрастание роли государства, создание абстрактной и универсальной правовой системы, подчиненной принципу *Ц.*. В точности такую же *центрированную* систему нетрудно выявить в генезисе письменности. Письменность может быть рассмотрена как некоторая символическая система, а соотношение смысла, звука и графических знаков в качестве процесса символического обмена. Если одно представление может быть отождествлено с другим представлением, то этому соответствует пиктографическое и идеографическое письмо, обозначающее не звук, а смысл в рисунках. Но смысл может быть выражен не только в рисунках, но и в словах. При этом в логографическом (словесном) письме налицо эквивалентность между смыслом и письменным знаком, обозначающим ситуацию или вещь с помощью определенной комбинации звуков. Звук оказывается теперь одним среди многих способов выражения смысла, тогда как переход к силлабарию (слоговому письму) особо выделяет его. Завершением этого процесса является разработка алфавитного письма, делающего звук всеобщим и единственным эквивалентом смысла (*фоноцентризм*). Аналогичным образом *центрированной* системой оказывается метафизика. В самом деле, процесс познания, как принято считать, начинается с манипулирования чувственными образами, т.е. с соотнесения и сравнения одного образа с другим, вследствие чего стираются различия и подчеркиваются подобия. В ходе этого процесса можно выделить родовые черты каждого образа, так что начинается своеобразная *игра обмена*, подобная товарно-денежному обращению. Один образ конкретной вещи может выражаться только через один другой образ другой конкретной вещи, в чем-то подобной первой, и этому в сфере экономики соответствует простая, единичная или случайная форма стоимости (форма I). Далее, один образ может выражаться во множестве других образов на основе выделения у них некоторого общего признака, чему в сфере экономики соответствует полная или развернутая форма стоимости (форма II). Когда среди множества этих образов в результате абстрагирования принудительно выделяется некий особый образ (*вещь вообще*), то он становится *идеей вещи* в качестве ее сверхчувственного образа, созерцаемого *умственным взором*, и в сфере экономики этому соответствует всеобщая эквивалентная форма стоимости (форма III). В результате метафизика становится онто-тео-логией, т.е. характерным образом *центрированной* системой символического обмена. Когда же всеобщий эквивалент выталкивается за пределы системы символического обмена, он обретает статус сверхчувственной сущности, выступающей в качестве *центра*, и возникает форма IV стоимости (*логос*, *идея идей*, или, в развитых формах, *понятие* или *абсолютный дух* ). Поэтому метафизика неизменно выступает в облике *центрированной* системы (*логоцентризм*). Принципиально важно, что эта же структура присутствует в модели новоевропейской личности как *Я* (или *Эго*) и в ее психоаналитической модификации. В последнем случае аналогом абстрактного труда служит либидо, кристаллизующееся в некоторых точках (органах) точно так же, как абстрактный труд *застывает* в стоимости товаров. Области кристаллизации либидо обозначаются как *эрогенные зоны*, так что определенные сгустки либидозной энергии фиксируются на том или ином органе, который становится средоточием удовольствия, сопровождающего, как считается в психоанализе, всякую разрядку либидо. Гипотеза о том, что либидо является субстанцией удовольствия, создает условия возможности символического обмена. Те объекты, к которым привязано либидо (а не только органы) и становятся элементами этой системы, тогда как фрейдовская схема эволюции сексуального развития выступает аналогом схемы эволюции формы стоимости. Оральной стадии соответствует форма I стоимости: при этом рот ребенка (как орган) отождествляется с каким-то одним объектом материнской грудью, соской, собственным пальцем ребенка, причем между самими этими объектами нет какого-либо приравнивания. Анальной стадии соответствует форма II стоимости: анус отождествляется с подарком матери, с пенисом и т.д. На фаллической стадии, аналогичной форме III стоимости, появляется некий всеобщий эквивалент символического обмена фаллос, а форме IV стоимости соответствует генитальная стадия, когда либидо фиксируется, наконец, на половых органах. Однако на фоне фрейдовской концепции негативности женских половых органов и вкупе с принципиально важным для психоанализа комплексом кастрации именно фаллос становится всеобщим эквивалентом и аналогом капитала, вытолкнутым из системы символического обмена. Постулат изоморфизма уровней символического обмена требует, чтобы общественные формы, превращающие вещь в товар, были также основными формами мышления, и экономический уровень снова оказывается наиболее удобной исходной точкой анализа. Товар, находящийся в обмене, реально абстрагирован от сфер производства, распределения и потребления (пока он обменивается, он не производится, не распределяется и не потребляется). Это требует постулата абстрактной самотождественности товара в обмене (даже если реально он и претерпевает изменения): обмен основан на эквивалентности обмениваемого, на той посылке, что произведенная вещь в неизменном виде дойдет до потребителя. Поэтому абстрактное тождество и абстрактное количество оказывается вещной формой связи производства и потребления, а носитель этой связи, товар, выступает в форме предметности, т.е. абстрактной наличности. Поскольку обмен осуществляется товаровладельцами, наделенными сознанием, то абстрактные тождество, количество, наличность (*присутствие*) оказываются и формами товара, и формами такого мышления, которое только и может выступать в качестве условия самой возможности символического обмена в *центрированных* системах. Основой существования описанных *центрированных* систем признается своего рода *энергетическая парадигма*, согласно которой сохраняется энергетическое равновесие всех системных взаимодействий. С этой точки зрения эволюция формы стоимости является одновременно эволюцией формы компенсации. На экономическом уровне символического обмена силой, производящей некий продукт, является конкретный полезный труд, однако первоначально этот продукт не имеет стоимости, и в нем не содержится совершенно никаких свойств, которые могли бы служить условием возможности обмена. Затрата конкретного полезного труда означает *впрыскивание* в систему межчеловеческих связей некоторой порции энергии. Чтобы эта порция стала стоимостью, а система межчеловеческих отношений превратилась бы в развитую систему символического обмена, необходимо тотальное насильственное отчуждение произведенных продуктов от их производителей, что действительно происходило с возникновением рабовладения и получило законченную форму в феномене рабочей силы. Тогда *впрыскивание* порции энергии в систему оставляет после себя *след*, который, впрочем, заглаживается, стирается соответствующей формой насилия. Возникновение стоимости является именно стиранием *следа*, системной компенсацией отчужденной затраты конкретного полезного труда. Обобщая эту схему и распространяя ее на уровни, изоморфные экономике (политика, право, письменность, метафизика, психика), можно констатировать, что конкретный полезный труд является лишь одной из форм *частичных сил* индивидуальных и групповых волевых актов (*социальных сил*) в политике и праве, актов означения, т.е. превращения незнака в знак в письменности и метафизике (имеются в виду предписьменности или так называемое *архи-письмо*), частичных влечений в психике. Будучи *впрыснуты* в систему и отделены от своих носителей, все они оставляют *след*. Таким *следом* в политике следует считать *личную зависимость*, в праве *ущерб*, в письменности н метафизике первичное означение в качестве *нетождественного*, а в психике *забытое* как *бессознательные желания*. Насильственному отчуждению продуктов труда на экономическом уровне соответствуют в политике репрессии, в праве затемнение изначальных неписаных и локальных законов, в письменности и метафизике приведение всего и вся к абстрактному тождеству, в психике вытеснение в сферу бессознательного. Если в области экономики стоимость является компенсацией затраченного конкретного полезного труда и потому стирает *след*, то аналогом стоимости служат: в политике общественные ценности, в праве чуждая мести абстрактная справедливость закона, в письменности и метафизике смысл или значение, в психике дух. Процесс *центрации* перечисленных элементов компенсации рождает всеобщий эквивалент, так что деньгам как капиталу в экономике соответствует Государство на уровне политики, Закон на уровне права, Звук на уровне письменности, Логос (Смысл) на уровне метафизики, Фаллос на уровне психики. В итоге становится очевидным тот факт, что на всех основных уровнях европейской культуры действительно господствует одна и та же модель *Ц.* *Ц. капитала* (*капитализм*). *Ц. государства* (этатизм, способный в ряде случаев перейти в тоталитаризм), *Ц. закона* и, наконец, *фоноцентризм*, *логоцентризм*, *фаллоцентризм*. Учитывая принудительный, хотя и безличный, характер процесса *центрации*, в ходе которого и формируются всеобщие эквиваленты, нельзя не признать, что все эти эквиваленты пропитаны насилием, обеспечивающим принудительное тождество нетождестенного. Всеобщие эквиваленты являются скрытыми резервуарами насилия и потому центрами невидимых силовых полей, пронизывающих собой всю человеческую культуру, структурирующих ее и придающих ей вполне определенную форму единства. Поэтому для современной философии столь важно понимание сути распада *центрированной* формы единства. Точно так же понятной становится важнейшая заслуга постмодернизма, состоящая в констатации самого факта *децентрации* и в явной рефлексии над *децентрированной* культурой. Существенно, однако, что остаточным фоном постмодернистских умонастроений оказывается противоположная им тенденция, все еще сохраняющая верность традиции модерна и позитивно оценивающая *Ц.* в качестве порождающей структуры различных уровней культуры. В соответствии с этой тенденцией должно быть пересмотрено лишь понимание сути *центра*. Это продолжение поисков эмпирического коррелята *центра* в качестве воплощения абсолютной субъективности, которые были начаты еще Фихте, в отрицании *вещи в себе* просто отождествившим, вопреки кантовскому запрету, эмпирический субъект с трансцендентальным. С самыми значимыми результатами поиски были продолжены Гегелем и Марксом: этим коррелятом стали, соответственно, *спекулятивный мыслитель* и *рабочий класс* . В современной ситуации наиболее содержательными и влиятельными оказались результаты раннего Адорно, Маркузе, Хоркхаймера, абсолютизировавших силы *критически мыслящего индивида*, который, впрочем, также может быть понят по-разному. Однако после опыта осуществившихся утопий продолжение подобных поисков начинает выглядеть все более подозрительно, указывая на архаизм, упрямо не желающий считаться с новыми реалиями, наивность и опасный инфантилизм. Сюда же следует отнести и традицию русской софиологии, поскольку в тех ее парадигматических вариантах, которые наиболее откровенно указывают на ее социокультурный контекст (B.C. Соловьев, С.Н. Булгаков) также воспроизводится схема поисков эмпирического коррелята трансцендентального субъекта. Правда, в софиологии сперва речь идет о чисто теоретической замене последнего, и лишь затем открывается, что интерес к Софии оказывается проявлением пристрастия к особому типу онтологической и социокультурной целостности (*всеединству* и *богочеловечеству* соответственно). При этом София выступает в качестве претендента на роль замены трансцендентального субъекта в качестве *центра* при сохранении общей парадигмы *Ц.*. Далее необходимо упомянуть более радикальные попытки вообще отказаться от *Ц*, как основания культуры и обрести *нетождественное*, позволить ему затронуть нас напрямую, без опосредования *понятиями*. Сюда следует отнести настойчивое стремление позднего Хайдеггера пробиться к *aletheia*, истине как *несокрытости*, не приведенной к насильственному тождеству и именно эту ненасильственную *распахнутость* объявить подлинным бытием, которое никогда не может быть отождествлено с сущим. Хайдеггеровский проект послужил основой приобретшей популярность постмодернистской критики европейской культуры со стороны Деррида, направленной на ее основания как *бытие-присутствие*, как *фоноцентризм*, *логоцентризм*. Аналогичный смысл имеет постмодернистский проект *децентрации* культуры Делеза и Гваттари, равно как и сформулированные ими концепции *ризомы* и *шизоанализа*. Сюда же примыкает концепция *негативной диалектики* позднего Адорно именно как *опыт нетождественного*, предполагающий перестройку не только мышления, но и культуры в целом. И, наконец, самые радикальные попытки преодоления М. содержатся в различных вариантах диалогического принципа, представленных М.Бахтиным, Бубером, Э.Михелем, Розенцвейгом, Розенштоком-Хюсси, Ф.Эбнером, Эренбергом и др. Названные мыслители, предлагая реальную альтернативу постмодернистским проектам деконструкции и реконструкции культуры, в реальном времени даже опережая их, попытались освободить язык из монологического плена *Ц.*, предоставить слово Другому во всей его нетождественности, не превращать его в несамостоятельного Двойника и тем самым активизировать живую диалогическую сущность речи. В результате у некоторых *диалогистов* налицо акцентирование теистической (иудаистской и христианской) модели оснований социокультурной целостности, что привело к возрождению старой проблематики *Афин и Иерусалима*. (См. также Ацентризм.)... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

ЦЕНТРИЗМ - структурный и смысловой модуль таких понятий постмодернистского дискурса, как фоноцентризм, логоцентризм, фаллоцентризм и др., результат процесса центрации, т.е. подчинения всех элементов некоторой системы всеобщему эквиваленту, занимающему выделенное положение. В процессе центрации одна сторона множества отношений, из которых составлена система, приобретает преимущественное положение, а другая вытесняется на периферию (окраину), так что разнообразие отношений между всеми элементами заменяется их единственным отношением к центру. Парадигма Ц. образует каркас европейской культуры, несущие конструкции которого, как и основные уровни любой динамической системы, стремящейся стать самосогласованной, устойчивой и даже просто существующей, обязаны быть изоморфными друг другу. Иначе говоря, структура каждого из уровней европейской культуры создана первенством всеобщего эквивалента (на каждом уровне своего), вокруг которого, как вокруг центра, расположена однотипная система элементов (также на каждом уровне своих). В явном виде понятие Ц. в качестве структурного и смыслового модуля более сложных понятий было впервые систематически использовано в постмодернистской концепции деконструкции для характеристики европейской метафизики, определяющей структуру текста. Постепенно деконструкция как процедура, применяемая первоначально к Ц. текста, приобретает более широкое значение и становится методом децентрации культуры в целом, поскольку исключительно на Ц. возлагается ответственность за насильственный, репрессивный, тоталитарный характер культурных отношений и институций. Тем самым Ц. приобретает отрицательный смысл структуры, которая должна быть разрушена. При всей оригинальности концепции деконструкции как, в первую очередь, децентрации текста, в качестве отправной точки рассмотрения Ц. может быть избран любой уровень, однако, наиболее наглядно, содержательно и детально этот феномен уже давно описан применительно к экономике. Анализ развития формы стоимости, т.е. экономической системы символического обмена, впервые осуществленный Марксом задолго до критики Ц. в современном постмодернизме, далеко выходит за рамки поставленных им самим задач и, вместе с тем, позволяет увидеть те измерения этого феномена, которые в постмодернистском дискурсе анализируются и критикуются лишь на уровне их внешних проявлений. Очевидно, что деньги, превратившиеся в капитал, функционируют в системе товарно-денежных отношений как ее центр, а разнообразие отношений между элементами системы заменяется однозначным и единственным отношением к капиталу, выполняющему функции всеобщего эквивалента и автоматически действующего субъекта. Товары способны обмениваться друг на друга лишь потому, что считаются состоящими из некоей единой субстанции и представляют собой стоимости. У Маркса такой субстанцией, кристаллами которой является стоимость товаров, считается абстрактный труд, т.е., в конечном итоге, труд отдельных людей, но особым образом обобществленный. Соответственно, выделяются четыре формы стоимости. Во-первых, это простая, единичная или случайная форма (форма I), когда два товара в обмене приравниваются друг другу, и стоимость одного из них выражена в другом. Во-вторых, это полная или развернутая форма (форма II), когда стоимость одного товара выражается во всех других товарах, ряд которых, вообще говоря, бесконечен. В-третьих, это всеобщая эквивалентная форма (форма III), когда стоимости всего многообразия товарного мира выражаются в одном выделенном товаре (например, в золоте или серебре). И, наконец, в-четвертых, когда товар, служащий всеобщей эквивалентной формой стоимости, выталкивается из товарной среды, возникает денежная форма стоимости (форма IV). Встретившись с особым товаром - рабочей силой - деньги начинают беспредельно воспроизводить себя и превращаются в капитал. В результате деньги как капитал становятся превращенной формой процесса взаимоотношения отдельных актов труда и обмена, и для капитала сами деньги и товары - всего лишь формы. Экономической модели центрированной системы в точности соответствует политическая модель, господствующая в европейской традиции понимания государства. Если субстанцией политического тела считается власть, то возникновение государства также может быть описано как процесс центрации. Сначала воля и потребности одного человека выражаются в каком-то другом, вполне случайном человеке, что соответствует форме I стоимости. Затем они выражаются во многих людях и сословиях (аналогия с формой II стоимости). Центрация нарастает и доходит до фигуры монарха в качестве всеобщего эквивалента, т.е. аналога формы III стоимости. Наконец, когда этот всеобщий эквивалент выталкивается из системы обмена и становится над ней, можно говорить о государстве в качестве аналога денежной формы стоимости (формы IV), и оно, как и капитал, способно выступать в качестве автоматически действующего субъекта. Что касается парадигматической теории права, то появление праформ правовых отношений связывается с господством принципа индивидуальной мести (око за око, зуб за зуб), а это аналогично форме I стоимости. Форме II стоимости соответствует выражение юридической стоимости, т.е. ущерба, во многих объектах и процессах - подарках, штрафах, тюремном заключении и т.д. Форма III стоимости в правовой сфере имеет аналог в возникновении специальных судов, которые должны устанавливать эквивалентность между преступлением и наказанием, соотнося ее со всеобщим эквивалентом (чаще всего - лишением свободы). Форме IV стоимости соответствуют возрастание роли государства, создание абстрактной и универсальной правовой системы, подчиненной принципу Ц.. В точности такую же центрированную систему нетрудно выявить в генезисе письменности. Письменность может быть рассмотрена как некоторая символическая система, а соотношение смысла, звука и графических знаков - в качестве процесса символического обмена. Если одно представление может быть отождествлено с другим представлением, то этому соответствует пиктографическое и идеографическое письмо, обозначающее не звук, а смысл в рисунках. Но смысл может быть выражен не только в рисунках, но и в словах. При этом в логографическом (словесном) письме налицо эквивалентность между смыслом и письменным знаком, обозначающим ситуацию или вещь с помощью определенной комбинации звуков. Звук оказывается теперь одним среди многих способов выражения смысла, тогда как переход к силлабарию (слоговому письму) особо выделяет его. Завершением этого процесса является разработка алфавитного письма, делающего звук всеобщим и единственным эквивалентом смысла (фоноцентризм). Аналогичным образом центрированной системой оказывается метафизика. В самом деле, процесс познания, как принято считать, начинается с манипулирования чувственными образами, т.е. с соотнесения и сравнения одного образа с другим, вследствие чего стираются различия и подчеркиваются подобия. В ходе этого процесса можно выделить родовые черты каждого образа, так что начинается своеобразная игра обмена, подобная товарно-денежному обращению. Один образ конкретной вещи может выражаться только через один другой образ другой конкретной вещи, в чем-то подобной первой, и этому в сфере экономики соответствует простая, единичная или случайная форма стоимости (форма I). Далее, один образ может выражаться во множестве других образов на основе выделения у них некоторого общего признака, чему в сфере экономики соответствует полная или развернутая форма стоимости (форма II). Когда среди множества этих образов в результате абстрагирования принудительно выделяется некий особый образ (вещь вообще), то он становится идеей вещи в качестве ее сверхчувственного образа, созерцаемого умственным взором, и в сфере экономики этому соответствует всеобщая эквивалентная форма стоимости (форма III). В результате метафизика становится онто-тео-логией, т.е. характерным образом центрированной системой символического обмена. Когда же всеобщий эквивалент выталкивается за пределы системы символического обмена, он обретает статус сверхчувственной сущности, выступающей в качестве центра, и возникает форма IV стоимости (логос, идея идей, или, в развитых формах, - понятие или абсолютный дух). Поэтому метафизика неизменно выступает в облике центрированной системы (логоцентризм). Принципиально важно, что эта же структура присутствует в модели новоевропейской личности как Я (или Эго) и в ее психоаналитической модификации. В последнем случае аналогом абстрактного труда служит либидо, кристаллизующееся в некоторых точках (органах) точно так же, как абстрактный труд застывает в стоимости товаров. Области кристаллизации либидо обозначаются как эрогенные зоны, так что определенные сгустки либидозной энергии фиксируются на том или ином органе, который становится средоточием удовольствия, сопровождающего, как считается в психоанализе, всякую разрядку либидо. Гипотеза о том, что либидо является субстанцией удовольствия, создает условия возможности символического обмена. Те объекты, к которым привязано либидо (а не только органы) и становятся элементами этой системы, тогда как фрейдовская схема эволюции сексуального развития выступает аналогом схемы эволюции формы стоимости. Оральной стадии соответствует форма I стоимости: при этом рот ребенка (как орган) отождествляется с каким-то одним объектом - материнской грудью, соской, собственным пальцем ребенка, причем между самими этими объектами нет какого-либо приравнивания. Анальной стадии соответствует форма II стоимости: анус отождествляется с подарком матери, с пенисом и т.д. На фаллической стадии, аналогичной форме III стоимости, появляется некий всеобщий эквивалент символического обмена - фаллос, а форме IV стоимости соответствует генитальная стадия, когда либидо фиксируется, наконец, на половых органах. Одна- ко на фоне фрейдовской концепции негативности женских половых органов и вкупе с принципиально важным для психоанализа комплексом кастрации именно фаллос становится всеобщим эквивалентом и аналогом капитала, вытолкнутым из системы символического обмена. Постулат изоморфизма уровней символического обмена требует, чтобы общественные формы, превращающие вещь в товар, были также основными формами мышления, и экономический уровень снова оказывается наиболее удобной исходной точкой анализа. Товар, находящийся в обмене, реально абстрагирован от сфер производства, распределения и потребления (пока он обменивается, он не производится, не распределяется и не потребляется). Это требует постулата абстрактной самотождественности товара в обмене (даже если реально он и претерпевает изменения): обмен основан на эквивалентности обмениваемого, на той посылке, что произведенная вещь в неизменном виде дойдет до потребителя. Поэтому абстрактное тождество и абстрактное количество оказывается вещной формой связи производства и потребления, а носитель этой связи, товар, выступает в форме предметности, т.е. абстрактной наличности. Поскольку обмен осуществляется товаровладельцами, наделенными сознанием, то абстрактные тождество, количество, наличность (присутствие) оказываются и формами товара, и формами такого мышления, которое только и может выступать в качестве условия самой возможности символического обмена в центрированных системах. Основой существования описанных центрированных систем признается своего рода энергетическая парадигма, согласно которой сохраняется энергетическое равновесие всех системных взаимодействий. С этой точки зрения эволюция формы стоимости является одновременно эволюцией формы компенсации. На экономическом уровне символического обмена силой, производящей некий продукт, является конкретный полезный труд, однако первоначально этот продукт не имеет стоимости, и в нем не содержится совершенно никаких свойств, которые могли бы служить условием возможности обмена. Затрата конкретного полезного труда означает впрыскивание в систему межчеловеческих связей некоторой порции энергии. Чтобы эта порция стала стоимостью, а система межчеловеческих отношений превратилась бы в развитую систему символического обмена, необходимо тотальное насильственное отчуждение произведенных продуктов от их производителей, что действительно происходило с возникновением рабовладения и получило законченную форму в феномене рабочей силы. Тогда впрыскивание порции энергии в систему оставляет после себя след, который, впрочем, заглаживается, стирается соответствующей формой насилия. Возникновение стоимости является именно стиранием следа, системной компенсацией отчужденной затраты конкретного полезного труда. Обобщая эту схему и распространяя ее на уровни, изоморфные эконо- мике (политика, право, письменность, метафизика, психика), можно констатировать, что конкретный полезный труд является лишь одной из форм частичных сил - индивидуальных и групповых волевых актов (социальных сил) в политике и праве, актов означения, т.е. превращения незнака в знак в письменности и метафизике (имеются в виду предписьменности или так называемое архи-письмо), частичных влечений в психике. Будучи впрыснуты в систему и отделены от своих носителей, все они оставляют след. Таким следом в политике следует считать личную зависимость, в праве - ущерб, в письменности н метафизике - первичное означение в качестве нетождественного, а в психике - забытое как бессознательные желания. Насильственному отчуждению продуктов труда на экономическом уровне соответствуют в политике - репрессии, в праве - затемнение изначальных неписаных и локальных законов, в письменности и метафизике - приведение всего и вся к абстрактному тождеству, в психике - вытеснение в сферу бессознательного. Если в области экономики стоимость является компенсацией затраченного конкретного полезного труда и потому стирает след, то аналогом стоимости служат: в политике - общественные ценности, в праве - чуждая мести абстрактная справедливость закона, в письменности и метафизике - смысл или значение, в психике - дух. Процесс центрации перечисленных элементов компенсации рождает всеобщий эквивалент, так что деньгам как капиталу в экономике соответствует Государство - на уровне политики, Закон - на уровне права, Звук - на уровне письменности, Логос (Смысл) - на уровне метафизики, Фаллос - на уровне психики. В итоге становится очевидным тот факт, что на всех основных уровнях европейской культуры действительно господствует одна и та же модель Ц. - Ц. капитала (капитализм). Ц. государства (этатизм, способный в ряде случаев перейти в тоталитаризм), Ц. закона и, наконец, фоноцентризм, логоцентризм, фаллоцентризм. Учитывая принудительный, хотя и безличный, характер процесса центрации, в ходе которого и формируются всеобщие эквиваленты, нельзя не признать, что все эти эквиваленты пропитаны насилием, обеспечивающим принудительное тождество нетождестенного. Всеобщие эквиваленты являются скрытыми резервуарами насилия и потому - центрами невидимых силовых полей, пронизывающих собой всю человеческую культуру, структурирующих ее и придающих ей вполне определенную форму единства. Поэтому для современной философии столь важно понимание сути распада центрированной формы единства. Точно так же понятной становится важнейшая заслуга постмодернизма, состоящая в констатации самого факта децентрации и в явной рефлексии над децентрированной культурой. Существенно, однако, что остаточным фоном постмодернистских умонастроений оказывается противополож- ная им тенденция, все еще сохраняющая верность традиции модерна и позитивно оценивающая Ц. в качестве порождающей структуры различных уровней культуры. В соответствии с этой тенденцией должно быть пересмотрено лишь понимание сути центра. Это - продолжение поисков эмпирического коррелята центра в качестве воплощения абсолютной субъективности, которые были начаты еще Фихте, в отрицании вещи в себе просто отождествившим, вопреки кантовскому запрету, эмпирический субъект с трансцендентальным. С самыми значимыми результатами поиски были продолжены Гегелем и Марксом: этим коррелятом стали, соответственно, спекулятивный мыслитель и рабочий класс. В современной ситуации наиболее содержательными и влиятельными оказались результаты раннего Адорно, Маркузе, Хоркхаймера, абсолютизировавших силы критически мыслящего индивида, который, впрочем, также может быть понят по-разному. Однако после опыта осуществившихся утопий продолжение подобных поисков начинает выглядеть все более подозрительно, указывая на архаизм, упрямо не желающий считаться с новыми реалиями, наивность и опасный инфантилизм. Сюда же следует отнести и традицию русской софиологии, поскольку в тех ее парадигматических вариантах, которые наиболее откровенно указывают на ее социокультурный контекст (B.C. Соловьев, С.Н. Булгаков) также воспроизводится схема поисков эмпирического коррелята трансцендентального субъекта. Правда, в софиологии сперва речь идет о чисто теоретической замене последнего, и лишь затем открывается, что интерес к Софии оказывается проявлением пристрастия к особому типу онтологической и социокультурной целостности (всеединству и богочеловечеству соответственно). При этом София выступает в качестве претендента на роль замены трансцендентального субъекта в качестве центра при сохранении общей парадигмы Ц.. Далее необходимо упомянуть более радикальные попытки вообще отказаться от Ц, как основания культуры и обрести нетождественное, позволить ему затронуть нас напрямую, без опосредования понятиями. Сюда следует отнести настойчивое стремление позднего Хайдеггера пробиться к aletheia, истине как несокрытости, не приведенной к насильственному тождеству и именно эту ненасильственную распахнутость объявить подлинным бытием, которое никогда не может быть отождествлено с сущим. Хайдеггеровский проект послужил основой приобретшей популярность постмодернистской критики европейской культуры со стороны Деррида, направленной на ее основания как бытие-присутствие, как фоноцентризм, логоцентризм. Аналогичный смысл имеет постмодернистский проект децентрации культуры Делеза и Гваттари, равно как и сформулированные ими концепции ризомы и шизоанализа. Сюда же примыкает концепция негативной диалектики позднего Адорно именно как опыт нетождественного, предполагающий пе- рестройку не только мышления, но и культуры в целом. И, наконец, самые радикальные попытки преодоления М. содержатся в различных вариантах диалогического принципа, представленных М.Бахтиным, Бубером, Э.Михелем, Розенцвейгом, Розенштоком-Хюсси, Ф.Эбнером, Эренбергом и др. Названные мыслители, предлагая реальную альтернативу постмодернистским проектам деконструкции и реконструкции культуры, в реальном времени даже опережая их, попытались освободить язык из монологического плена Ц., предоставить слово Другому во всей его нетождественности, не превращать его в несамостоятельного Двойника и тем самым активизировать живую диалогическую сущность речи. В результате у некоторых диалогистов налицо акцентирование теистической (иудаистской и христианской) модели оснований социокультурной целостности, что привело к возрождению старой проблематики Афин и Иерусалима. (См. также Ацентризм.) AM. Пигалев<br><br><br>... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

идейно-политич. течение, возникшее в ходе борьбы реформистского и революционного направлений во 2-м Интернационале и пытавшееся сгладить непримиримые п... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

Центризм (нем. Zentrismus от лат. centrum) — состояние сознания и деятельности политических сил, характеризующееся умеренными, компромис­сными, основ... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

ЦЕНТРИЗМ — идейно-политическая концепция, стремящаяся избегать идеологически обусловленной политической поляризации, а также конфронтационных форм ... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

центри́зм враждебное марксизму, замаскированное левой фразой оппортунистическое течение, возникшее внутри партий ii интернационала; центристы пытались... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

политическая позиция, которую отличает взвешенное, прагматическое отношение к тем или иным радикальным установкам, господствующим в определенное время, способность принимать верные технические решения, отбрасывая мировоззренческие абсолютизации и проекции односторонних принципов на все сферы общества. В современном виде центризм получил распространение на территории послевоенной Европы, когда на фоне острейшего политического кризиса правые и левые силы вынуждены были сближаться и сотрудничать, вырабатывая общие принципы государственной деятельности. Тенденция к подобному сближению в традиционно двухпартийных демократиях сохранилась и по сей день. Однако не везде они привели к созданию мощных центристских партий. Пожалуй, самое яркое воплощение идеи центризма получили в партии «Объединение французского народа», созданной генералом де Голлем после Второй мировой войны. Эта партия, на время объединившая и правых и левых, стала силой, которая не только обеспечила внутренние и внешние успехи Франции в 1950–60-е гг. и обусловила возникновение нового государственного устройства, получившего название «Пятая республика», но и заложила основы и принципы интеграционных процессов современной Европы. Идеи, проводимые в жизнь центристской партией де Голля (отказ от колониальной политики, изменение конституции, вхождение и последующий выход из НАТО) нельзя назвать умеренными. По мнению французского философа Ж. Бодрийара, политика стремится к крайностям, и наиболее эффективны именно радикальные политические методы. Однако всегда существует опасность, что подобный метод будет абсолютизирован, превращен в мировоззренческий принцип и станет диктовать способ решения каждой отдельной технической проблемы. Суть идеологии центризма заключается в признании примата пользы той или иной доктрины, того или иного метода над его идеологической составляющей. Не важно, насколько радикальна та или иная идея. Не важно, пришла ли она справа или слева. Важно лишь то, насколько целесообразно ее воплощение в данный момент. Таким образом, центризм — это равноудаленность от экстремумов политического спектра, расположение в точке пересечения движения идей, а не склонность к компромиссам и примиренчеству, что, как может показаться, обусловливает само название центризма. Истина не абсолютна, а ситуативна, поэтому истина не бывает посередине, она всегда с краю, нужно только точно знать с какого. Быть настоящим центристом очень трудно. Это не избегание крайностей, а работа с постоянным вопросом о том, какая крайность на данный момент права и какую надо поддержать. В современной России центристской или правоцентристской партией сегодня позиционирует себя «Единая Россия». Партия «Справедливая Россия» говорит сегодня о «левом центризме».... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

1) идейно-политическое течение, возникшее в ходе борьбы между реформистским и революционным направлениями во 2-м Интернационале и пытавшееся сгладить непримиримые противоречия между ними путем уступок. Основным направлением центризма на международной арене было каутскианство, в России – троцкизм: в Германии к наиболее видным его представителям принадлежали К. Каутский, Г. Гаазе, Г. Ледебур, А. Гофман; в России - Л. Мартов, Н. Чхеидзе, Л. Троцкий; во Франции - Ж. Лонге, А. Пресман; в Швейцарии - Р. Гримм; в Великобритании - Р. Макдональд, Ф. Сноуден; в Италии - Ф. Турати, Дж. Модильяни; 2) сегмент политического спектра, опирающийся на ценности гражданского согласия, солидарности, толерантности, социальной стабильности. Идеологической основой центризма выступают различные варианты интеграционных мировоззренческих систем, чаще всего, либерализм, христианский демократизм и социал-демократизм. Успешной институционализации центристского пространства в политической системе способствуют умеренная многопартийность, парламентские формы правления, центростремительный характер партийной конкуренции, позитивные коалиционные стратегии центристских партий, устойчивая идеологическая платформа и политически активное гражданское общество. Феномен современного российского центризма неразрывно связан с политическими организациями, которые получили название «партии власти». Крупные центристские партии в России – это, как правило, партийные структуры, которые создавались исполнительной властью для участия в парламентских выборах. Идеологическое смещение президента и правительства в «центр» партийного спектра при активном использовании механизмов партийной инженерии – явление закономерное и прямо вытекает из логики развития отечественной политической системы. Результатом административного партийного строительства стало формирование в современной России центристской партийно-политической системы.... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

(от лат. centrum, греч. kentron – острие, средоточие) – идейно-политическое течение, возникшее в ходе борьбы между реформистским и революционным направлениями во II Интернационале и пытавшееся сгладить непримиримые противоречия между ними путем уступок и компромиссов. Принятое еще в конце XVIII в. деление политического спектра на левых, правых, центристов сейчас во многом устарело. В Европе партии, в силу вековых традиций, еще сохраняют свое влияние. Но даже там кризис лево-, право-центристской системы очевиден. Все большее количество граждан отказывают в доверии партиям, составляющим костяк этой системы. Как результат – усиление влияния радикальных политических структур. Еще нагляднее кризис проявил себя в России. В нашей стране лево-, право-центристская партийная система создавалась с нуля, т. к. отсутствовала ориентация граждан на традиции. Вновь создававшиеся политические структуры во многом копировали опыт западных партий. Результат далеко не положительный. Большинство граждан России отказывают в доверии многим политическим партиям. Граждане и элиты интуитивно чувствуют, что лево-, право-центристская политическая структура не вполне отражает их интересы, не обеспечивает устойчивого развития общества. Центристы пытаются балансировать, найти «золотую середину» между левыми и правыми. Но такой Ц. пока системно неустойчив. Поскольку центристская политика – сложный вид политической деятельности, он требует при ее проведении большого опыта и искусства.... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

- 1) В сов. историографии это понятие обозначало течение в междунар. соц.-демократии, сложившееся в нач. 20 в. и занимавшее промежуточное положение между прав. реформистским направлением и радикальными лев. группами. Традиц. отношение в лит-ре к Ц. крайне негативно и базируется на т. зр. В. И. Ленина, считавшего Ц. наиболее опасной и вредной разновидностью оппортунизма. Лидером Ц. являлся рук. 2-го Интернационала К. Каутский, ортодоксальный марксист, но отказавшийся порвать с реформистами, как того требовали крайне левые (В. И. Ленин, К. Либкнехт). На Парижском конгрессе 2-го Интернационала (1900) центристы поддержали решение по осуждению действий А. Мильерана и его сторонников, начавших сотрудничество с бурж. пр-вом Франции. Перед 1-й мир. войной мн. центристы выступили в поддержку своих пр-в, однако центрист. течение, отвергавшее как оборончество, так и ленинское пораженчество, продолжало существовать, выступая под пацифистскими лозунгами. В России наиб. яркими представителями Ц. были Л. Мартов, Л. Троцкий, Н. Чхеидзе. После войны центристы образовали 2 <sup>1</sup>/<sub>2 -</sub>й (Венский) Интернационал, к-рый в 1923 слился со 2-м Интернационалом, что отражало эволюцию Ц. к признанию реформизма и растущую пропасть между коммунистами и соц.-демократией. <p class="tab">2) В пр-вах и полит. партиях Ц. - направление, действующее между лев. и прав. флангами полит. спектра.</p>... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

ЦЕНТРИЗМ а, м. centrisme m., нем. Zentrismus. 1. Разновидность оппортунизма в рабочем движении, суть которой в затушевывании противоречий и примирении... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

1) Орфографическая запись слова: центризм2) Ударение в слове: центр`изм3) Деление слова на слоги (перенос слова): центризм4) Фонетическая транскрипция ... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

ЦЕНТРИ́ЗМ, у, ч.Поміркована течія в рядах соціал-демократії Європи, що замінила революційну теорію класової боротьби парламентською демократією.Соціаль... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

- англ. centrism; нем. Zentrismus. 1. Враждебное марксизму оппортунистическое учение, возникшее внутри партий IV Интернационала, пытавшихся занять промежуточное положение между оппортунистами и революционными марксистами, отрицавшее социалистическую революцию и диктатуру пролетариата. 2. Стремление партий, партийных группировок и фракций занять промежуточное положение между "правыми" и "левыми" партиями, группировками и т. п. Antinazi.Энциклопедия социологии,2009 Синонимы: этноцентризм... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

центри́зм (від центр) ворожа марксизмові-ленінізмові опортуністична течія, що виникла перед 1-ю світ. війною в соціал-демократичних партіях 2-го Інтернаціоналу. Прикриваючись марксистською фразеологією, центристи прагнули затушувати й примирити суперечності між революційним марксистським і відверто опортуністичним напрямами. Маскування «лівими фразами» робило центризм, як зазначав В. І. Ленін, значно небезпечнішим і шкідливішим для робітничого руху, ніж одвертий опортунізм.... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

- - англ. centrism; нем. Zentrismus. 1. Враждебное марксизму оппортунистическое учение , возникшее внутри партий IV Интернационала, пытавшихся занять промежуточное положение между оппортунистами и революционными марксистами, отрицавшее социалистическую революцию и диктатуру пролетариата . 2. Стремление партий, партийных группировок и фракций занять промежуточное положение между "правыми" и "левыми" партиями, группировками и т. п.... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

ЦЕНТРИЗМ центризма, мн. нет, м. (полит.). Наиболее опасная разновидность оппортунизма в партиях II Интернационала. - Центризм есть понятие политическое. Его идеология есть идеология приспособления, идеология подчинения пролетарских интересов интересам мелкой буржуазии в составе одной общей партии. Эта идеология чужда и противна ленинизму. Сталин (речь на пленуме ЦК ВКП(б) 19 ноября 1928 г.).<br><br><br>... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

корень - ЦЕНТР; суффикс - ИЗМ; нулевое окончание;Основа слова: ЦЕНТРИЗМВычисленный способ образования слова: Суффиксальный∩ - ЦЕНТР; ∧ - ИЗМ; ⏰Слово Це... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

- политическая позиция партий и др. общественных объединений, стремящихся к консолидации социальных сил на основе принципов достижения стабильности об... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

идейно-политическое течение, возникшее в ходе борьбы реформистских и радикальных направлений в 11-м Интернационале и пытавшееся сгладить противоречия между ними путем компромисса. Резко осуждался большевиками и радикальными марксистами-ленинцами как соглашательство, каутскианство. Разновидностью Ц. в России считались троцкизм и левое крыло меньшевизма.... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

-а, м. Замаскированное «левой» фразой оппортунистическое течение в международном рабочем движении, стремившееся занять в нем промежуточное положение м... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

ЦЕНТРИЗМ 1. м. Течение внутри партий II Интернационала, занимавшее промежуточное положение между реформистским и революционным путями развития общественной жизни. 2. м. Позиция фракций выборных органов власти, заключающаяся в промежуточности позиции между "левым" и "правым" крылом.... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

м полит.Zentrismus m неизм.Синонимы: этноцентризм

ЦЕНТРИЗМ

центризм - враждебное марксизму, замаскированное "левой" фразой оппортунистическое течение, возникшее внутри партий ii интернационала; центристы пытались занимать промежуточное положение между откровенными оппортунистами и революционными марксистами. <br><br><br>... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

Термин Теин Теизм Ритм Рин Рим Рет Ремиз Терн Тизер Тим Тир Рем Резит Рез Тире Нтц Нтр Ниц Нит Низ Тмин Трен Нети Тризм Нер Неизм Мирцен Цез Мирт Ценз Цент Мир Цетин Минер Метр Метиз Мерин Мент Итр Интер Изм Зет Зер Цмин Зенит Мец Мизер Цитер Центризм Центр... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

центри́зм, центри́змы, центри́зма, центри́змов, центри́зму, центри́змам, центри́зм, центри́змы, центри́змом, центри́змами, центри́зме, центри́змах (Источник: «Полная акцентуированная парадигма по А. А. Зализняку») . Синонимы: этноцентризм... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

разновидность оппортунизма в рабочем движении. Политическое течение, стремящееся занять позицию между двумя крайними течениями. Идеология центризма — приспособленчество, которое неизбежно ведет к предательству классовых интересов пролетариата. ... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

сущ. муж. рода, только ед. ч.полит.центризм -у

ЦЕНТРИЗМ

м плт centrismo mСинонимы: этноцентризм

ЦЕНТРИЗМ

-у, ч. Течія у політиці, що займає проміжне положення між реформістською та консервативною течіями.

ЦЕНТРИЗМ

м. полит.centrisme mСинонимы: этноцентризм

ЦЕНТРИЗМ

м. полит. centrisme m

ЦЕНТРИЗМ

М (siyasi) sentrizm, mərkəzçilik (birinci dünya müharibəsindən əvvəl II İnternasionalın sosial-demokrat partiyalarında ən incə üsullarla maskalanmış opportunizm).... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

Ударение в слове: центр`измУдарение падает на букву: иБезударные гласные в слове: центр`изм

ЦЕНТРИЗМ

[centryzm]ч.centryzm

ЦЕНТРИЗМ

только ед. полит. центризм (II Интернационалдың соц-демократиялық партиялары ішінде 1-дүн. жүзілік соғыстан бұрын пайда болған бағыт, марксизмге жат ағым)... смотреть

ЦЕНТРИЗМ

центри'зм, центри'змы, центри'зма, центри'змов, центри'зму, центри'змам, центри'зм, центри'змы, центри'змом, центри'змами, центри'зме, центри'змах

ЦЕНТРИЗМ

м. полит.centrismo m

ЦЕНТРИЗМ

центр'изм, -аСинонимы: этноцентризм

ЦЕНТРИЗМ

(2 м)Синонимы: этноцентризм

ЦЕНТРИЗМ

-у, ч. Течія у політиці, що займає проміжне положення між реформістською та консервативною течіями.

ЦЕНТРИЗМ

центризм м полит. Zentrismus m неизм.Синонимы: этноцентризм

ЦЕНТРИЗМ

sentrismeСинонимы: этноцентризм

ЦЕНТРИЗМ

Начальная форма - Центризм, винительный падеж, единственное число, мужской род, неодушевленное

ЦЕНТРИЗМ

політ.centrism

ЦЕНТРИЗМ

полит. centrismo Итальяно-русский словарь.2003. Синонимы: этноцентризм

ЦЕНТРИЗМ

Центри́зм, -му, -мові

ЦЕНТРИЗМ

полит. цэнтрызм, муж.

ЦЕНТРИЗМ

центризм центр`изм, -а

ЦЕНТРИЗМ

центри́зм іменник чоловічого роду

ЦЕНТРИЗМ

полит. центризм

ЦЕНТРИЗМ

-у m centryzm

ЦЕНТРИЗМ

центризм, -у

ЦЕНТРИЗМ

центризм.

ЦЕНТРИЗМ

центризм

ЦЕНТРИЗМ

центризм

ЦЕНТРИЗМ

Цэнтрызм

T: 179